Зиму 1429-1430 года Жанна провела в тяготившем ее бездействии. Король дал ей и ее родным права дворянства. Но сама она этой милости не добивалась...
Тем временем война с Бургундией возобновилась. Жанну не оставляла надежда освободить Париж, и она решила действовать самостоятельно... Узнав, что бургундцы осадили Компьень, она бросается на выручку. Она входит в город утром 23 мая, а вечером, во время вылазки, попадает в плен...
Произошло это при следующих обстоятельствах. Французы сравнительно легко опрокинули бургундцев и преследовали их, когда на поле неожиданно появился отряд англичан. Среди французов поднялась паника, и они бросились к подъемному мосту и воротам. Жанна и ее товарищи, отбиваясь, прикрывали отступление. Им оставалось пройти совсем немного, когда они увидели, что мост поднят и воротная решетка опущена. Путь к спасению был отрезан. К Жанне кинулось несколько вражеских солдат, и какой-то бургундский лучник стащил ее с коня...
Вскоре заговорили о предательстве. Утверждали, что комендант Компьеня Гильом де Флави специально распорядился поднять мост и опустить решетку, чтобы выдать Жанну врагам...


Адольф Александр Дилленс. Пленение Жанны д'Арк

Полгода провела Жанна в бургундском плену. Она ждала помощи, но напрасно. Французское правительство ничего не сделало для того, чтобы выручить ее из беды, хотя возможности для этого у нее были. Карл VII отступился от самого славного своего "капитана". А реймсский архиепископ обратился к прихожанам своей епархии с посланием, в котором утверждал, что несчастье, случившееся с Девой, произошло по ее собственной вине: "...она не слушала ничьих советов, но всегда поступала по-своему".
В конце 1430 г. бургундцы продали Жанну англичанам, и те немедленно предали ее суду инквизиции. Жанна предстала перед трибуналом, состоящим преимущественно из "лжефранцузов". Главным судьей был Бовеский епископ Пьер Кошон – видный прелат-политик, сделавший свою карьеру на службе у Филиппа Бургундского и Бедфорда.
Суд над Жанной д'Арк был политическим процессом, задуманным в качестве средства воздействия на общественное мнение. По замыслу его организаторов, Жанна должны была умереть от руки правосудия, как официально осужденная еретичка и колдунья, пытавшаяся с помощью дьявола сокрушить поставленную Богом власть. Только такая смерть могла развенчать ее в глазах современников. Только казнь по приговору церковного суда могла опорочить ее успехи - и прежде всего коронацию Карла VII, которую общая молва приписывала юной "посланнице неба" И еще одно: казни должно было предшествовать публичное отречение подсудимой.
Судили Жанну в Руане. Ее доставили туда под сильной охраной в конце декабря, а уже 3 января 1431 г. его величество Генрих VI, король Англии и Франции, передал своему "любимому и верному советнику" епископу Бовескому "женщину, которая называет себя Жанной-Девой", и приказал, "чтобы каждый раз, когда это понадобится названному епископу, люди короля и чиновники, которым поручена ее охрана, выдавали ему сию Жанну, дабы он мог ее допрашивать и судить согласно Богу, разуму, божественному праву и святым канонам".

Прошел год с того дня, когда Жанна попала в плен... Год и один день...
В четверг 24 мая, в 8 часов утра, ее привязали на кладбище аббатства Сент-Уэн. За ночь там соорудили два помоста – один большой, другой поменьше.
На большом помосте разместились судьи – епископ Кошон и инквизитор Леметр, многочисленные заседатели-асессоры трибунала и именитые гости, приглашенные присутствовать на церемонии оглашения приговора.
Жанна поднялась на малый помост и стала рядом с проповедником Эраром, которому полагалось обратится к ней с последним увещеванием. Там же находились секретари трибунала и судебный исполнитель Жан Массье. Оба помоста были окружены английской стражей.
Толпа горожан заполнила площадку между помостами, а поодаль стояла тележка палача, готовая отвезти осужденную к месту казни.
...Позади был бургундский плен – отчаяние, надежды и снова отчаяние, когда она узнала, что ее продадут англичанам. Позади были две попытки побега. Вторая едва не кончилась трагически: Жанна выбросилась из окна на верхнем этаже и упала на камни замощенного двора. Это дало судьям повод обвинить ее в смертном грехе - попытке самоубийства. Ее объяснения были просты: «Я сделала это не от безнадежности, но в надежде спасти свое тело и пойти на помощь многим славным людям, которые в это нуждаются».
...Позади была железная клетка, в которой ее держали первое время в Руане, в подвале королевского Буврейского замка. Потом, когда начались допросы, ее перевели в камеру. Пятеро английских солдат стерегли ее круглые сутки, а на ночь приковывали к стене железной цепью: боялись, что «ведьма» ускользнет.
...Позади были изнурительные допросы – вначале публичные, а потом, когда судьи начали опасаться, что ее ответы могут произвести благоприятное впечатление на публику, тайные, прямо в камере. Каждый раз на нее обрушивались десятки вопросов. Ловушки подстерегали ее на каждом шагу. Ее нередко втягивали в такие богословские дебри, где легко мог бы заблудится и опытный теолог.
С безмятежным цинизмом говорили об этом спустя четверть века, на процессе реабилитации, сами члены трибунала. Секретарь суда Гильом Маншон: «Жанну изнуряли многочисленными и разнообразными вопросами. Почти каждый день по утрам происходили допросы, которые продолжались три-четыре часа. И очень часто из того, что Жанна говорила утром, извлекали материал для трудных и каверзных вопросов, по которым ее допрашивали еще по два-три часа после полудня».
Асессор трибунала каноник Ришар де Круше: «Я припоминаю, как однажды аббат Фекама сказал мне, что и великий ученный с трудом ответил бы на те вопросы, которые ей задавали». Помощник инквизитора Изабар де Ла Пьер: «Жанна была молоденькой девушкой – лет девятнадцати или около того, наделенной светлым умом, и она очень осмотрительно отвечала на труднейшие вопросы».
Какое чудовищное неравенство сил! Сто тридцать два члена трибунала: Кардинал, епископы, профессора теологии, ученые аббаты, монахи и священники... И юная девушка, которая, по ее собственным словам, «не знает ни а, ни б». Она должна вести с ними поединок – одна, в плену, без совета и помощи.
...Позади были те два дня в конце марта, когда ее ознакомили с обвинительным заключением. В семидесяти статьях перечислял прокурор преступные деяния, речи и помыслы подсудимой, восполнял по мере надобности отсутствие весомых улик передержками и измышлениями. По его мнению, «сия женщина Жанна, обычно именуемая Девой», была колдуньей, чародейкой, идолопоклонницей, лжепророчицей, заклинательницей злых духов, осквернительницей святынь, смутьянкой, раскольницей и еретичкой. Она предавалась черной магии, злоумышляла против единства церкви, богохульствовала, проливала потоки крови, обольщала государей и народы, требовала, чтобы ей воздавались божественные почести.
Но нагромождая одну небылицу на другую, заполняя страницы обвинительного заключения нелепостями и клеветой, переплетая откровенную ложь с полуправдой, прокурор упустил из виду одно чрезвычайно важное обстоятельство.
Он не учел, с каким противником имеет дело, не принял во внимание интеллект и характер подсудимой – живой ум, прекрасную память, умение моментально схватывать существо дела, поразительную способность мобилизовать в критические минуты все свои душевные силы.
Она отводила одно обвинение за другим. Но с отдельными статьями обвинительного акта была согласна – полностью или частично. Только иначе объясняла свои слова и поступки. Так бывало, когда прокурор касался ее военной деятельности. Да, она действительно взялась за неженский труд, но ведь «на женскую работу всегда найдется много других». Неверно, будто она была врагом мира. Она и письменно, и через послов просила герцога Бургундского помириться с ее королем. «Что же касается англичан, то мир с ними будет заключен после того, как они уберутся к себе в Англию». Ее обвиняют в том, что, присвоив права военачальника, она стала во главе 16-тысячного войска? Что же, «если она и была военачальником, то только для того, чтобы бить англичан».
Двухдневное чтение обвинительного акта закончилось поражением прокурора. Судьи убедились, что составленный ими документ никуда не годится, и заменили его другим.
Второй вариант обвинительного заключения содержал только 12 статей. Отсеялось второстепенное, осталось самое главное: "голоса и видения", мужской костюм, "дерево фей", обольщение короля и отказ подчиняться воинствующей церкви, то есть фактически признать право этого трибунала судить ее.
Трибунал разослал "Двенадцать статей" для экспертизы многочисленным богословам и знатокам канонического права. И только один человек не знал о содержании обвинительного акта: сама подсудимая.
...Позади были требования отречься, "милосердные увещевания", угрозы пыток. "Вы можете вывернуть все члены и даже убить меня, но и тогда я не скажу ничего другого. А если и скажу, то потом не перестану повторять, что вы вырвали эти слова силой". От пытки решили отказаться, "дабы не дать повода для клеветы на образцово проведенный процесс".
И вот теперь "образцовый процесс" подходил к концу. Оставалось вынести приговор.
Темой проповеди мэтр Эрар взял текст из Евангелия от Иоанна: "ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе". Он торжественно развил эту тему, подчеркнув, что своими многочисленными заблуждениями и пагубными деяниями подсудимая поставила себя вне церкви – истинного вертограда Божьего, насаженного рукой Христа. "Перед тобой сидят судьи, которые много раз просили и убеждали тебя передать свои слова и поступки определению нашей святой матери церкви, доказав, что среди этих слов и поступков есть многое, чего, по мнению клириков, не следовало бы ни говорить, ни поддерживать". – "Я вам отвечу. Что касается подчинения церкви, то я просила судей отослать мое дело в Рим, на суд святому отцу-папе, которому я вручаю себя, – первому после Бога. Что же касается моих слов и поступков, то в них не повинен ни король, ни кто-либо другой. А если в них и было что-то дурное, то в ответе за это только я".
Это была просьба об апелляции – если не формальная, то по существу. Просьба передать дело на суд папы была с точки зрения канонического права вполне законной. И если бы трибунал придерживался бы правовых норм, то он был бы обязан отложить вынесение приговора, рассмотреть просьбу обвиняемой и сообщить ей свое мотивированное решение. Но Жанне заявили, что папа находится слишком далеко и что каждый епископ является полновластным судьей в своей епархии. Затем ей трижды предложили отречься. И трижды она ответила отказом.
Кошон начал читать приговор. Он читал медленно и громко и прочел уже большую часть, когда произошло то, чего так нетерпеливо ждали постановщики этого трагического спектакля. Прервав епископа на полуслове, Жанна закричала, что она согласна принять всё, что соблаговолят постановить судьи и церковь, и подчиниться во всем их воле и приговору. "Тогда же, – сказано в протоколе, – на виду у великого множества клириков и мирян она произнесла формулу отречения, следуя тексту составленной по-французски грамоты, каковую грамоту собственноручно подписала".
Жанна произнесла слова покаяния, и ожидавший ее смертный приговор заменили другим, который судьи заготовили заранее, рассчитывая на то, что обвиняемая отречется. В нем говорилось, что суд учел чистосердечной раскаяние подсудимой и снял с нее оковы церковного отлучения. "Но так как ты тяжко согрешила против Бога и святой церкви, то мы осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечное заключение, на хлеб горести и воду отчаяния, дабы там, оценив наше милосердие и умеренность, ты оплакивала бы содеянное тобою и не могла бы вновь совершить то, в чем ныне раскаялась".
Огласив приговор, Кошон распорядился увести осужденную в Буврейский замок. Инквизиционный процесс по делу о впадении в ересь "некоей женщины Жанны, обычно именуемой Девой" закончился.

Почему Жанна отреклась? Что заставило смириться девушку, которая выдержала многомесячную борьбу со своим судьями? На этот вопрос ответила сама Жанна: страх перед костром.
До сих поре ее поддерживала не только исключительная сила духа и естественный оптимизм юности, отвергающий саму мысль о возможности близкой смерти... Она была уверена, что Бог, избравший ее орудием Своей воли, не допустит, чтобы она погибла, не завершив того, для чего была призвана. Она твердо верила в свое спасение, верила до самого последнего момента.
Но вот ее привезли на кладбище, окружили стражей, подняли над толпой, показали палача и начали читать приговор. Вся эта до мелочей продуманная процедура была рассчитана на то, чтобы вызвать у нее душевное потрясение и страх смерти.
Расчет оправдался. Никогда еще Жанна не чувствовала себя такой одинокой. Ее окружала враждебная толпа. Английские солдаты осыпали ее проклятиями. Они вопили: "На костер ведьму!" В воздухе свистели камни.
Никогда еще смерть не казалась ей такой неотвратимой... И она отреклась. От чего? В официальном протоколе процесса мы находим грамоту, которую Жанна якобы собственноручно подписала на кладбище Сэнт-Уэн. Это истинное, составленное по всей форме покаяние еретички, вероотступницы и колдуньи, в котором Жанна признавалась во всевозможных преступлениях против веры. Там говорилось, в частности, что она взялась за оружие с умыслом проливать людскую кровь...
Политическая цель процесса была достигнута. Английское правительство могло оповестить весь христианский мир, что еретичка всенародно покаялась в своих преступлениях. Но вырвав у девушки слова покаяния, организаторы процесса вовсе не полагали дело законченным. Оно было сделано лишь наполовину, ибо за отречением Жанны должна была последовать ее казнь.
Инквизиция располагала для этого простым средством. Нужно было лишь доказать, что после отречения она совершила "рецидив ереси": человек, повторно впавший в ересь, подлежал немедленной казни. Перед отречением Жанне пообещали, что если она покается, ее переведут в женское отделение архиепископской тюрьмы и снимут кандалы. Но вместо этого по приказу Кошона ее снова доставили в старую камеру Буврейского замка. Там она переоделась в женское платье и ей обрили голову. Кандалы не сняли и английскую стражу не убрали.
Прошло два дня. В воскресенье 27 мая по городу распространился слух, что осужденная вновь надела мужской костюм. На следующий день Кошон, Леметр и семь асессоров направились в Буврей, чтобы выяснить, так ли это. Жанна встретила судей одетая в свой старый костюм. У нее спросили. кто принудил ее сделать это. "Никто, – ответила Жанна. – Я сделала это по своей доброй воле и без всякого принуждения". Тогда ее спросили о причинах. В ответ Жанна повторила то, что не раз говорила раньше: "Находясь среди мужчин, приличнее носить мужской костюм, нежели женское платье". И затем сказала, что она надела мужской костюм потому, что судьи не выполнили своих обещаний.
"Спрошенная, слышала ли он после четверга свои голоса, отвечала, что да. Спрошенная, что они ей сказали, отвечала, что Господь передал через святых Екатерину и Маргариту, что Он скорбит о предательстве, которое она совершила, согласившись отречься, чтобы спасти свою жизнь, и что она проклинает себя за это".
Потом она сказала, что отреклась из-за страха перед костром.

...

Провокация удалась. Инквизиционный трибунал мог теперь приступить к слушанию дела о вторичном впадении в ересь. Это дело было рассмотрено в течение двух дней. В понедельник 28 мая состоялся единственный допрос подсудимой... Во вторник трибунал принял решение о выдаче Жанны светским властям. Эта формулировка была равнозначна смертному приговору. Кошон приказал судебному исполнителю доставить осужденную на площадь Старого рынка завтра, в среду 30 мая 1431 г., в 8 часов утра.
О том, что ее казнят, Жанна узнала на рассвете, когда в камеру к ней пришли монахи Мартин Ладвеню и Жан Тутмуй. Их прислал епископ, чтобы они подготовили девушку к смерти. "Ее состояние, – вспоминал позже Ладвеню, – было таким, что я не могу передать это словами". А когда в камеру пришел Кошон, он услышал: "Епископ, я умираю по вашей вине".
Она исповедалась и причастилась – в этой последней "милости" церковники ей не отказали. Потом ее вывели из тюрьмы, посадили на повозку и повезли к месту казни. На ней было длинное платье и шапочка. Толпы народа стояли на ее пути. Английское командование опасалось беспорядков и вывело на улицу весь гарнизон нормандской столицы. Сто двадцать солдат сопровождали повозку, еще восемьсот выстроились на площади Старого рынка. Там, неподалеку от церкви Спасителя, сложили костер...
Снова читают проповедь. Тема, правда, другая...
И снова Кошон объявляет приговор – на сей раз окончательный и бесповоротный...
Рассказывали, что, прочтя приговор, Кошон прослезился... Монсеньор епископ лицедействовал перед зрителями. Слезы, которые он проливал для всеобщего обозрения, должны были убедить тех. кто сомневался в его пастырских чувствах, как глубоко он скорбит о заблудшей душе и с какой болью он был вынужден произнести только что формулу церковного отлучения: "...мы решаем и объявляем, что ты, Жанна, должна быть отторжена от церкви и отсечена от ее тела, как вредный член, могущий заразить другие члены, и что ты должна быть передана светской власти..."
Представители этой власти - королевский судья, его наместник и сержанты – находятся тут же. Они ждут, когда прозвучат последние фразы приговора...
Кошон замолкает. С помоста, на котором стоит осужденная, опускаются священники. Какое-то мгновение Жанна стоит одна – высоко над копьями английской стражи, лицом к лицу со своими судьями.
Королевский судья дает знак сержантам. Они поднимаются на помост, стаскивают Жанну и подводят к судье. Он должен огласить свой приговор. Но англичане так громко выражают свое недовольство затянувшейся процедурой, что судья пренебрегает этой формальностью и сразу же передает девушку палачу: "Исполняйте свой долг"... В четыре часа пополудни костер догорел. Пепел и кости бросили в Сену. Говорили, что сердце Жанны костер не тронул.

Пять с половиной столетий минуло с того дня, когда на площади Старого рынка в Руане была сожжена Жанна д'Арк. Ей было тогда девятнадцать лет.
Почти всю свою жизнь – семнадцать лет – она была никому неведомой Жанеттой из Домреми, дочерью крестьянина Жака д'Арка и его жены Изабеллы Роме...
Один год, всего один год, она была прославленной Жанной-Девой, спасительницей Франции. Ее соратники потом скажут: "...как если бы она была капитаном, проведшим на войне двадцать или тридцать лет".
И еще один год – целый год – она была военнопленной и подсудимой инквизиционного трибунала. Ее судьи потом скажут: "Великий ученый – и тот с трудом ответил бы на вопросы, которые ей задавали"...
Проходят столетия. Но каждое поколение снова и снова обращается к такой простой и такой бесконечно сложной истории девушки из Домреми. Обращается, чтобы понять. Обращается, чтобы приобщиться к непреходящим нравственным ценностям. Ибо если история – учитель жизни, то эпопея Жанны д'Арк – один из великих ее уроков.

Владимир Ильич Райцес (1928-1995). Выдержки из книги "Жанна д'Арк"

Прикрепления: Картинка 1